– Я бы очень хотел. Я хочу. Только я… – Бейли обводит взглядом овец, дом и сарай на холме, поросшем стройными рядами яблонь. Это может разрешить все споры по поводу Гарварда, а может только все усугубить. – Я не могу просто взять и уехать, – говорит он, думая про себя, что это не совсем то, что он имеет в виду.
– Я понимаю, – говорит Поппет. – Прости. Мне не следовало тебя об этом просить. Но мне кажется… Нет, мне не кажется – я знаю. Я знаю, что если ты не поедешь с нами, мы больше никогда не вернемся.
– Не вернетесь сюда? Почему?
– Никуда не вернемся, – говорит Поппет. Она вновь запрокидывает голову, тревожным взглядом изучая небо, прежде чем посмотреть на Бейли. – Если ты не поедешь с нами, цирка больше не будет. И не спрашивай почему. Они мне этого не говорят. – Она делает жест рукой, показывая на скрывающиеся в синеве звезды. – Они говорят лишь одно: чтобы цирк продолжал существовать, в нем должен быть ты. Ты, Бейли. Ты, я и Видж. Я не знаю, почему так важно, чтобы мы трое были вместе, но это важно. Иначе все просто рухнет. Все уже рушится.
– Что ты хочешь этим сказать? С цирком все в порядке.
– Если честно, не думаю, что это можно заметить со стороны. Это как… Если заболеет одна из ваших овец, я пойму?
– Вряд ли, – говорит Бейли.
– А ты поймешь? – спрашивает Поппет.
Бейли кивает.
– То же самое с цирком. Я знаю, каким он должен быть, и он не такой. Он уже давно не такой. Я уверена, что-то не так, и хотя я не знаю причин, я чувствую, что он разваливается на куски, как торт, в котором не хватает крема, чтобы скрепить слои. Тебе кажется, что это чушь?
Бейли все так же молча таращится на нее, и она со вздохом продолжает:
– Помнишь, ту ночь, когда мы были в Лабиринте? Когда мы надолго застряли в птичьей клетке?
Бейли кивает.
– Никогда раньше мне не доводилось застревать в Лабиринте. Ни разу. Если мы не знаем, как выбраться из комнаты или из коридора, я могу сосредоточиться и почувствовать, где находятся двери. Я знаю, что за ними. Я стараюсь не делать этого, потому что так неинтересно, но в ту ночь, когда мы никак не могли выбраться, я попыталась – и у меня не вышло. Цирк становится каким-то чужим, и я не знаю, как с этим быть.
– Но я-то чем могу помочь? – спрашивает Бейли.
– Это ведь именно ты отыскал ключ, помнишь? – говорит Поппет. – Я пытаюсь найти ответы, чтобы понять, что нужно сделать, но все словно в тумане, за исключением того, что касается тебя. Я понимаю, что прошу слишком многого, что тебе тяжело оставить дом и семью, но цирк – это мой дом и моя семья, и я не могу ее потерять. Я должна сделать все возможное, чтобы не дать этому случиться. Прости меня.
Она садится на камень и отворачивается. Бейли устраивается рядом, продолжая смотреть на поле и несговорчивых овец. Несколько минут проходит в молчании. Овцы жуют траву, лениво слоняясь по полю.
– Бейли, тебе нравится здесь? – спрашивает Поппет, глядя на окрестности фермы.
– Не то чтобы очень, – признается он.
– Ты когда-нибудь мечтал, что кто-то придет и заберет тебя отсюда?
– Тебе Видж рассказал? – спрашивает Бейли, недоумевая, неужели его желание такое сильное, что заметно со стороны.
– Нет, – качает головой Поппет. – Я спросила наугад. Но Видж хотел, чтобы я передала тебя вот это.
Она вынимает из кармана пузырек и протягивает ему.
Бейли уже знает, что, хотя пузырек и выглядит пустым, на самом деле это, скорее всего, не так, и ему не терпится его открыть. Он выдергивает пробку, радуясь, что она закреплена на пузырьке проволокой.
Вырывающееся на свободу воспоминание настолько знакомое, узнаваемое и правдоподобное, что Бейли мгновенно ощущает шершавость коры, запах желудей и даже слышит беличью трескотню.
– Он хотел, чтобы ты мог забрать с собой кусочек своего дерева, если решишься поехать с нами, – говорит Поппет.
Бейли закупоривает пузырек. Какое-то время оба молчат. Ветер играет волосами Поппет.
– Сколько у меня времени на раздумья? – тихо спрашивает Бейли.
– Мы уезжаем после закрытия, – говорит Поппет. – Поезд подадут перед рассветом, но будет лучше, если ты придешь пораньше. Отъезд… с отъездом могут возникнуть сложности.
– Я подумаю, – кивает Бейли. – Но обещать ничего не могу.
– Спасибо, Бейли, – говорит Поппет. – Я только хочу попросить тебя еще об одном, можно? Если ты не собираешься ехать с нами, то не мог бы ты вовсе не приходить сегодня в цирк? Чтобы мы попрощались прямо сейчас? Думаю, так будет лучше.
Бейли хлопает глазами, переваривая ее слова. Неожиданно это кажется ему еще страшнее, чем решение уехать. Но он чувствует, что это будет правильно, и послушно кивает.
– Хорошо, – обещает он. – Если я решу не ехать, я не приду. Даю слово.
– Спасибо, Бейли, – повторяет Поппет. На ее лице появляется улыбка, но он не может понять, сквозит в ней радость или грусть.
И до того, как он успевает попросить ее на всякий случай попрощаться за него с Виджетом, она наклоняется и целует его. Не в щеку, как она делала много раз, а в губы. И в этот момент он понимает, что пойдет за ней на край света.
Поппет поднимается и уходит, не говоря больше ни слова. Бейли смотрит ей вслед до тех пор, пока зарево волос не растворяется в голубой дымке неба. Он сжимает в руке пузырек, все еще не зная, что он чувствует и что ему делать, в то время как на раздумья остаются считаные часы.
Овцы у него за спиной вдруг сами решают двинуться толпой через калитку и разбредаются по расстилающемуся за оградой лугу.
Приглашение
Лондон, 30 октября 1901 г.
Когда цирк приезжает в Лондон, Селия борется с искушением тут же отправиться по адресу на визитке, полученной от Марко, которую она постоянно носит с собой. Однако вместо этого она отправляется в «Мидланд Гранд Отель».
Она не задает портье никаких вопросов.
Она ни с кем не заговаривает.
Просто останавливается посреди холла, а мимо, не обращая на нее ни малейшего внимания, снуют постояльцы, спеша сменить одну временную крышу над головой на другую, торопятся по своим делам служащие.
Неподвижная, словно одна из статуй в цирке, она проводит так больше часа, когда наконец к ней подходит человек в сером костюме.
Он выслушивает ее с непроницаемым лицом и лишь коротко кивает, когда она замолкает.
Селия приседает в реверансе, поворачивается и уходит.
Человек в сером костюме еще некоторое время продолжает в одиночестве стоять на прежнем месте. Окружающим нет до него дела.
Совпадения: старая шляпа